Неужели это так надо? - Страница 5


К оглавлению

5

Законы, будто бы ограждающие собственность, суть законы, ограждающие только ограбленную собственность, которая уже находится в руках богатых, и не только не ограждают рабочих, не имеющих уже никакой собственности, кроме своего труда, но только содействуют ограблению этого их труда.

Мы видим бесчисленное количество администраторов: царя, его братьев, дядей, министров, судей, духовных лиц, которые получают огромные содержания, собранные с народа, и не исполняют тех легких даже обязанностей, которое они взялись исполнять за это вознаграждение. И потому, казалось бы, эти люди крадут собираемое с народа содержание, то есть собственность народа, но никому и в голову не приходит судить их.

Если же рабочий воспользуется частью денег, получаемых этими людьми, или предметами, купленными на эти деньги, то считается, что он нарушил священную собственность, и его за эти гроши, которыми он воспользовался, судят, сажают в тюрьму, ссылают.

Фабрикант-миллионер обязуется выдать рабочему плату за труд, представляющую для него, фабриканта, одну десятимиллионную его состояния, то есть почти ничто; рабочий же обязуется, вследствие нужды, выставить в продолжение года ежедневную, кроме праздников, двенадцатичасовую, опасную, вредную для своего здоровья работу, то есть обязуется отдать фабриканту большую часть своей жизни, может быть и всю жизнь; и правительство одинаково ограждает как ту, так и другую собственность.

Фабрикант же при этом заведомо из года в год крадет у рабочего большую долю его заработка и присваивает себе. Казалось бы очевидно, что фабрикант похищает большую половину собственности рабочего и потому должен бы подлежать ответственности; но правительство считает нажитую таким способом собственность фабриканта священною и казнит рабочего, унесшего под полой два фунта меди, составляющих одну миллиардную часть собственности фабриканта.

Попробуй рабочий, как это прорывается при еврейских погромах, отобрать от богачей хоть часть того, что отнято у него по законам, попробуй хоть бы голодный, как недавно в Милане, взять тот хлеб, который, пользуясь голодом, продают рабочим по высоким ценам богачи, или попробуй рабочий отобрать посредством стачки хоть часть того, что взято у него, он нарушает священное право собственности, и правительство со своим войском сейчас приходит на помощь землевладельцу, фабриканту, торговцу против рабочего. Так что то право, на котором богатые люди основывают свое владение землею, взимания податей и обладания произведениями труда других людей, не имеет ничего общего с справедливостью и как то, так и другое, и третье основано только на насилии, производимом войском.

V

Задумает ли рабочий пахать землю, которая ему нужна для пропитания, попытается ли он уклониться от уплаты податей – прямых или косвенных, или попытается взять запасы хлеба, им же произведенные, или орудия труда, без которых он не может работать, – явится войско и силою воспрепятствует ему в этом.

Так что отчуждение земли, взимание податей, власть капиталистов составляет не основную причину бедственного положения рабочих, а только следствие. Основная же причина того, что миллионы рабочих людей живут и работают по воле меньшинства, – не в том, что меньшинство это захватило землю, орудия производства и берет подати, а в том, что оно может это делать, – что есть насилие, есть войско, которое находится в руках меньшинства и готовое убивать тех, которые не хотят исполнять волю этого меньшинства.

Когда крестьяне хотят завладеть землей, которая считается собственностью неработающего человека, или когда человек хочет не заплатить подати, или когда стачечники хотят помешать другим рабочим стать на их место, – являются те самые крестьяне, у которых отнята земля, плательщики податей и рабочие, только в мундирах и с ружьями, заставляющие своих братьев не в мундирах сойти с земли, отдать подати и прекратить стачку.

Когда в первый раз поймешь это, то не веришь себе, так это странно.

Рабочие хотят освободиться, и сами же рабочие заставляют себя покориться и оставаться в рабстве.

Зачем же они делают это?

А затем, что рабочие, взятые или нанятые в солдаты, подвергаются искусному процессу одурения и развращения, после которого они уже не могут не повиноваться слепо начальникам, что бы их ни заставили делать.

Делается это вот как: родится мальчик в деревне или городе. Во всех континентальных государствах, как только мальчик достигнет того возраста, когда сила, ловкость и гибкость доходят до высшей степени, душевные же силы находятся в самом смутном, неопределенном состоянии (около двадцати лет), так мальчика берут в солдаты, осматривают как рабочую скотину, и если он физически исправен и силен, его зачисляют, смотря по годности, в какую-нибудь часть войска и заставляют торжественно присягать в том, что он будет рабски повиноваться своим начальникам, потом удаляют от всех прежних условий, поят водкой или пивом, наряжают в пеструю одежду и вместе с такими же другими ребятами запирают в казармы, где он в полной праздности (то есть не делая никакой полезной, разумной работы) обучается самым нелепым солдатским правилам и названиям вещей и употреблению орудий убийства: сабли, штыка, ружья, пушки, главное же, обучается не только беспрекословному, но механически-рефлекторному повиновению приставленным к нему начальникам. Так это происходит в государствах, где есть военная повинность; где же ее нет, приставленные к этому люди отыскивают везде заболтавшихся, не желающих или не умеющих жить честным трудом, большей частью развращенных, но сильных людей, подпаивают, подкупают их и забирают в солдаты и так же запирают в казармы и подвергают той же муштровке. Главная задача начальников в том, чтобы довести этих людей до состояния той лягушки, которая при прикосновении к ней неудержимо дрыгает ножкой. Хороший солдат – тот, который так же, как и эта лягушка, на известные крики начальника бессознательно отвечает требуемым движением. Достигается это тем, что несчастных людей этих, одетых в одинаковые пестрые одежды, в продолжение недель, месяцев, годов заставляют – при звуках барабана и музыки – ходить, вертеться, прыгать и делать все вместе, враз – по команде. За всякое же ослушание наказывают самыми жестокими наказаниями, даже смертью. При этом пьянство, разврат, праздность, сквернословие, убийство не только не воспрещаются, но учреждаются: солдат поят водкой, устраивают для них дома терпимости, учат похабным песням и обучают убийству. (Убийство до такой степени в этом круге людей считается хорошим и похвальным делом, что от офицеров-начальников в известных случаях требуют убийства друг друга, называемого дуэлью.) И вот смирный, кроткий малый, пробыв в такой школе около года (раньше этого солдат бывает еще не готов, то есть в нем остаются еще человеческие свойства), делается тем, что из него желают сделать, – бессмысленным и жестоким, могущественным и ужасным орудием насилия в руках своих начальников.

5